«Приношение нового музея общественности», цифровой коллаж, Диана Мачулина, 2012
Возвращаясь к российской реальности, мы вновь и вновь задаемся вопросом: «Что есть арт-мир сейчас?» Открытие временного павильона Центра Современной Культуры «Гараж», спроектированного японским архитектором Шигеру Баном (Shigeru Ban), обратило наше внимание на очень важный и болезненный разговор, который состоялся около месяца назад, о судьбе нового Государственного Центра Современного Искусства в Москве.
На первой неделе октября, Министерство Культуры провело встречу Общественного Совета с целью обсуждения плана строительства 16-этажной башни на Бауманской. На встрече присутствовали: директор ГЦСИ – Михаил Миндлин, директор ЦСК «Гараж» – Антон Белов, основатель Института «Стрелка» — Александр Мамут, директор Мультимедиа Арт музея – Ольга Свиблова, основатель Regina gallery – Владимир Овчаренко.
4 октября, за день до встречи, «КоммерсантЪ» опубликовал критическую статью Анны Толстовой, в которой Анна сравнивает проект ГЦСИ с иным проектом«Гаража» и «Стрелки» в терминах борьбы за власть. Диана Мачулина на Интернет-портале polit.ru опубликовала еще один субъективный, аналитический взгляд на проблему, которым мы хотели бы с вами поделиться. Ниже приведена статья Дианы Мачулиной “Противоречивые молитвы о музее”.
В пятницу 5 октября в Министерстве культуры состоялись общественные обсуждения по поводу строительства здания ГЦСИ на Бауманской. Подкладку разногласий у «общественности», а именно у двух по-своему заинтересованных в различном развитии культуры сторон, блестяще раскрыла Анна Толстова в «Коммерсанте»: «у противников проекта ГЦСИ, Сергея Капкова, Александра Мамута и Антона Белова, есть свой альтернативный проект, который этим летом начал разрабатывать минкульт по предложению вице-премьера Владислава Суркова: речь о том, чтобы перенести опыт передовых московских институций, таких как «Стрелка» и «Гараж», в провинцию. Первые три центра откроют в Центральном федеральном округе, на Урале и на острове Русский». Остров Русский здесь явно выглядит как целование определенных мест, там уже был саммит и мост, есть университет и не хватает только музея и пресной воды. Урал выбран как уже облагороженное предыдущей многолетней работой ГЦСИ, и потому потенциально успешное место.
Предупреждение Толстовой о том, что пока мода будет бороться с опытом, верх возьмет третья сторона «куда более влиятельная — с биеннале современной иконописи и культурными центрами, где добровольно-принудительной молитвой лечат от феминизма, атеизма и гомосексуализма», заинтересованную общественность не примирило.
Обсуждение в Минкульте напомнило притчу, которая существует во множестве вариантов, но запомнился мне прочитанный впервые у Болеслава Пруса в «Фараоне»: «Он услышал больного, который молился о возвращении ему здоровья, и одновременно лекаря, который молил, чтобы его пациент болел как можно дольше; хозяин просил Амона охранять его амбар и хлеб, вор же простирал руки к небу , чтобы боги не препятствовали ему увести чужую корову и наполнить мешки чужим зерном. Их молитвы разбивались друг о дружку и не доходили до божественных ушей Амона».
Модератор дискуссии, арт-критик Валентин Дьяконов, постоянно пытался направить выступления от обсуждения недостатков проекта к предложению улучшений, но все они настолько противоречивы, что никакой Амон Ра их не сможет учесть.
Одна из основных претензий противников здания – проект автоматически перенесен из одной точки города в другую без переработки. Тут надо пояснить – выглядит он совсем по-другому, имеется в виду, что он остался башней, несмотря на то, что площадка стала намного больше, и на ней те же квадратные метры можно было бы расстелить при значительно меньшей этажности. Как выяснилось, для башни есть причины – жители района хотят зеленые насаждения, и потому был придуман стилобат, один этаж на всю площадку с парком на крыше, а уже на нем – башня. Под ним – два этажа парковки для жителей района. И значит, к музею можно будет подъехать на машине, но будет и подземный переход прямо от метро к музею. Архитектор Михаил Хазанов и директор ГЦСИ, соавтор проекта, Михаил Миндлин рассказали в этот раз подробность о фасаде – все эти горизонтальные плоскости будут поворачиваться от ветра, и здание будет постоянно менять форму. Конструкция продумана так, чтобы все это не громыхало, а двигалось плавно и тихо. Лестницы вынесены на фасад, чтобы не занимать драгоценное экспозиционное пространство, а заодно это возможность полюбоваться с высоты окрестностями, Елоховским собором и Яузой, там же – лифтовые шахты и коммуникации, привет центру Помпиду, но прикрытый жалюзи. Ночью здание будет выглядеть принципиально по-другому за счет того, что освещение расположено между лопастями и стеной внутреннего прямоугольного объема – железные перья будут исчезать в темноте и проявляться светящийся коммуникационный скелет.
Вторая серьезная претензия – к тому, что ГЦСИ и заказчик, и соавтор проекта, и не был проведен международный конкурс на архитектурный проект. Нехорошо, конечно, как-то получается, но если опираться на опыт – то конкурсы нам еще не давали результатов. Доменик Перро придумал новую Мариинку, конкурс на Пермский музей выиграл Борис Бернаскони, обойдя Заху Хадид, что стало сенсацией. Хорошо – и где здания? Проект жилого комплекса «Русский авангард» Эрика ванн Эгераата оказался способом подготовить площадку, однако построили на ней нечто совсем другое, но это было при другом мэре и главном архитекторе, теперь, будем надеяться, такое не повторится. Конкурс на реконструкцию Политехнического музея выиграл Джунья Ишигами – но теперь заказчики ломают голову, как все это осуществить. Я слышала такое мнение, что западные архитекторы относятся к проектам в странах вроде России несколько безответственно, для них это область экспериментов. Спроектировал – и уехал, а вы как хотите, так и стройте. У Миндлина с Хазановым есть одно неоспоримое преимущество – они рядом, и с них можно спросить, если что. Собственно, уже и начали спрашивать. Ну и как кто-то из выступающих отметил, было бы неплохо, если бы российский музей был построен отечественным архитектором.
Сергей Кузнецов, главный архитектор столицы, проект раскритиковал. Он сказал очень верные для Москвы в целом вещи, которые он говорит постоянно: что надо бороться с гигантоманией. Это правда – бизнесторговыецентры на пару кварталов, которые пешком не обойти и можно подъехать только на машине, а на машине нельзя, потому что создаются пробки, а пешком далеко… – это воплощенное зло градостроительных ошибок. Понятно, что он боится выглядеть непоследовательным, но именно тут это здравомыслие неприменимо.
Первый государственный музей современного искусства – принципиально иной тип постройки, он обязан стать символом, в таунхаусе его не разместишь. Кузнецов ранее в эфире телеканала «Дождь» упоминал как пример, что участвует в проектировании музея в Германии, так вот там выставочная площадь всего лишь 600 кв.м., но не упомянул, что это за музей – может быть, уникальных пивных кружек. Для современного искусства этого явно недостаточно – например, в той же Новой Национальной галерее верхний большой зал ок. 3300 кв.м., столько же внизу, но поделено на части, и чаще всего там проходят персональные выставки, и что уж говорить о том, что это не единственная площадка для современного искусства в Берлине.
Проект должен быть сомасштабен исторической застройке, как упомянутые Кузнецовым «Стрелка» и «Винзавод» (в районах, весьма далеких от Бауманской). В районе, с которым проекту музея предлагают быть сомасштабным, у нас уже есть чудовищный жилой комплекс «Каскад» с домами высотностью от 8 до 23 этажей, а почти на той же улице, что и планируемый музей – 16-этажное здание Следственного комитета при прокуратуре РФ. Может быть, требование не делать музей высоким – знаковое, не может быть искусство выше прокуратуры?
Еще одна проблема – выделенное место на Бауманской, но ГЦСИ его не выбирал. Зоологическая, хоть и в центре, но тоже на отшибе, от метро туда идти очень далеко, и это действительно понижает посещаемость. Пример «Гаража» на Октябрьской, которому удаленность от метро не помешала – не пример. Там было принципиальное отличие, прямо от «Новослободской» или «Менделеевской» можно было доехать на маршрутке или трамвае. Район Бауманской многими была охарактеризована как студенческий район, то есть там есть потенциальная аудитория – но если мы делаем федеральный музей, то мы должны не один район джентрифицировать, но обеспечить доступ стране и миру.
Альтернативные места были предложены. Галерист Владимир Овчаренко и арт-дилер и арт-администратор Николай Палажченко сошлись в том, что для знакового сооружения есть лучшее место. Овчаренко полагал, что, идя на компромиссы, нельзя построить грандиозное: «Мы не должны быть отброшены назад в дремучие 90-е годы, где возможность хотя бы что-то реализовать рассматривалась как подарок судьбы». Палажченко также увидел данный проект как «плод череды обстоятельств», и предположил, что нужно нечто намного более престижное – площадка у самого Кремля, вроде Зарядья или хотя бы ГЭС-1, построенного Жолтовским, через реку напротив Кремля. Овчаренко положил глаз на Зарядье – в своей видеопрезентации синхронно с беседой о месте и тем, что музей можно было бы назвать тоже «Россия», как и снесенную гостиницу, он показал работу Павла Пепперштейна из проекта «Город «Россия» – утопическую архитектуру «цивилизации ракушек», которая наступит в другом тысячелетии. Пепперштейн, конечно, вкладывал в проект не совсем позитивный смысл – он предлагал сторонникам грандиозных проектов оставить в покое Москву и Петербург и заняться своими имиджевыми гигантоманиями где-нибудь между двух столиц, в районе станции Бологое. Но без шуток, это самое осмысленное, конкретное и смелое предложение по поводу пустыря в центре. Парк, который хотел сделать там президент – в таком случае тоже мог бы быть, и у него даже было бы оправдание и появились бы пользователи, так как это был бы парк с музеем. Но настолько грандиозный проект вступает в конфликт с желанием главного архитектора Москвы побороть мегаломанию.
Другое место предложил и Сергей Капков, московский министр культуры. Он исходил из того, что «у нас уже много всего: выставочный центр «Манеж», включая большой и новый Манежи, «Рабочего и колхозницу», ММСИ. Частный бизнес подает заявки в мэрию на создание своих музеев – это и музей частных коллекций Виктора Вексельберга, и попытка восстановить шестигранник Романа Абрамовича, есть позиция у Шалвы Бреуса, есть развитие креативного и информационного кластера у «Винзавода». Ну и типа, зачем строить новое здание опять же, если «У нас есть огромное количество имущественных комплексов – промзона ЗИЛ, например. И наш московский музей, скажу впервые, готов быть основоположником, и объединить федеральный музей с московским. На повестке дня – что такое Музей Москвы, а это 30 тысяч кв. м «Провиантских складов».
В этих словах Капкова содержится как бы намек, что при создании музея нужно поддерживать уже существующие институции и объединить усилия. Однако разнонаправленность интересов и представлений о функции такого музея дает повод усомниться в эффективности такого объединения. Сам Капков заявил: «Наша задача, чтобы современное, модное актуальное искусство было везде, от Бутово до ЦВЗ Манеж около Кремля». ГЦСИ известен своей многолетней эффективной и упорной работой с регионами, а тут планка понижается и география схлопывается. Еще о столичном безразличии к просторам Родины за МКАД: «такой большой центр должен посещаться, в первую очередь, москвичами, во вторую – иностранными туристами, а в третью – людьми, приезжающими из регионов РФ». То есть ультимативно даже: хотите смотреть современное искусство, приезжайте в столицу.
Есть те, кто полагает, что суть нового музея – в демонстрации коллекции. Как резко выразился Владимир Овчаренко, у ГЦСИ «низкий уровень собранной коллекции, который уступает многим открытым частным коллекциям, которые можно пойти и посмотреть, видны впустую потраченные государственные деньги». Тут он явно преувеличил – возможно, для него лично эти коллекции и открыты, но не для широкой публики. И передернул – подавляющее большинство экспонатов подарены в коллекцию. Миндлин позже на это сказал, что от многих даров известных художников, таких как, масштабные инсталляции, ему приходится отказываться, так как негде хранить. Будет помещение – и коллекция будет пополняться быстрее и мощнее. Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт Музея посожалела, что в коллекции музея не будет, например, Фрэнсиса Бэкона, без которого сложно представить историю современного искусства. Ну тут и Миндлин и Овчаренко готовы смириться с историческими обстоятельствами – западные государства уже несколько десятилетий выделяли большие деньги на формирование коллекций, когда у нас еще был соцреализм, нам их не догнать. Ядром коллекции будет как русское, так и зарубежное искусство с 90-х годов до наших дней.
Арт-директор нового музейно-выставочного объединения «Столица», искусствовед и куратор Марина Лошак сказала, что поддерживает идею создания музея ГЦСИ, и знает потрясающие коллекции, которых не знает никто – и эти люди, не только из Москвы, согласятся давать свои вещи музею. Не стоит говорить, что убедительная постоянная экспозиция – это «умозрительные мечты, это – приговор всей стране если не начали жить тогда – то все кончено». Хочется ей верить – для своих выставок в галерее «Проун» она достает редчайшие и упоительные экспонаты. Она консолидироваться готова, Овчаренко – нет, и он заявляет, что «работу по созданию музея надо начинать фактически заново». Он готов работать над созданием Попечительского совета, государственно-частного партнерства, когда состоятельные люди будут закупать произведения для коллекции – это будет хорошим пиаром для них. «В России сейчас нет ни одного музея, который можно было бы записать в биографию художника, которые были бы важны для успеха или оценки его значимости», даже и Третьяковка нехороша – Овчаренко недавно обнаружил, что рабочие-монтажники берут экспонаты голыми руками. Он готов создать музей, в котором персонал будет в белых перчатках, а попадание в коллекцию будет сразу повышать цены на работы художника. И пусть такой музей будет, и чтобы возле Кремля, и знаменитый западный архитектор построил, и с коллекцией, собранной галеристом и бизнесменами – но это никак не отменяет необходимости музея ГЦСИ. Как сказал Николай Палажченко, российская мегаломания проявляется не только в формате зданий, но и в создании суперструктур, в то время как для эффективности «ситуация должна быть конкурентной и состоять из большого количества институций».
У того, что предлагает Овчаренко, и у того, чего хочет ГЦСИ (весь ГЦСИ, а не только Миндлин) – примерно такая же разница, как между премией Кандинского и «Инновацией». Одна направлена на демонстрацию продуктов, другая фокусируется на процессе – в «Инновации» есть номинации за кураторскую работу, издание и региональный проект, то есть тут принимают во внимание тех важнейших участников художественного процесса, которых премия Кандинского как бы «не видит», там выстраивается прямая цепочка – товар-потребитель. Недаром в этом году упразднили номинацию «Медиа-арт» – непонятно же, как это объяснять и тем более продавать.
Андрей Бусыкин, член общественного совета, замминстра культуры, проект музея поддержал. «В год 200-летия 1812 года я бы хотел процитировать фразу Наполеона о том, что сначала нужно ввязаться в бой, а там посмотрим. Предыдущий оратор (Николай Палажченко- Д.М.) сказал, что он не понимает, зачем строить новое большое здание, когда есть много мелких частных институций. Может быть, средневековые ремесленники тоже не понимали, как будет работать большой автомобильный завод. Месседж, который мы посылаем миру – да, государство не ретроград и смотрит вперед. И это может сделать только подведомственная государству институция, то есть ГЦСИ». Пусть месседж миру, который сможет сформировать «Гараж», Владимир Овчаренко или «Винзавод», окажется более эффектным, но это будет сообщение о том, что богатые люди в нашей стране обладают хорошим вкусом, но отнюдь не послание от государства. Причем именно государственный отправитель послания нужен не только предполагаемому получателю в лице мировой общественности, в первую очередь нужно подать знак нашей стране и ее гражданам.
Историк кино Даниил Дондурей, член общественного совета, отметил важную проблему: «У нас чудовищное качество аудитории по отношению к пониманию современного искусства. Все фильмы, получившие золотого медведя, льва или ветку, снимаются с показа в кинотеатрах через две недели. Кроме гетто канала «Культура» на телеканалах не говорят о современном искусстве в прайм-тайм – это запрещено акционерами. При миллионе студентов аудитории не набирается – вместо этого они идут в рестораны и кафе обсуждать, как им жить». Тут дело не только в том, что в целом нужно реорганизовать ситуацию так, чтобы молодежь России не гадала, как ей жить, и тратила свободное время не на то, чтобы думать, куда эмигрировать или просто не спивалась. Повсеместно, пропагандируются средневековые культурные ценности, и ГЦСИ нужен этот столичный, государственный музей как «легитимация» их деятельности в регионах, лишенных доступа к современной культуре.
Очень выразительно выступил член общественного совета Александр Мамут, раскритиковавший презентацию проекта, сделанную Михаилом Миндлиным в начале заседания. Да уж, Миндлин невыносимо олд-скульно читал по бумажке то, что уже раздали всем присутствующим в зале в буклетах. Мамут сообщил: «По природе своей работы за последние 10 лет я сталкиваюсь с презентациями, так вот это была не она. Должно быть короче, 8-10 кадров, из которых следует почему именно здесь именно мы делаем именно это. Представленный проект не убеждает нас в том, что люди его представившие способны реализовать эту задачу». Столь оригинальный ход, как обсуждение только презентации, а не проекта, впечатлил и модератора дискуссии Валентина Дьяконова и он уточнил: «А если бы презентация была бы получше?» – и получил решительный ответ: «Это был бы другой проект». И было бы прекрасно, если бы специалисты по презентациям сделали позитивную презентацию нашей страны. Только за новым имиджем должны стоять реальные перемены– и заниматься созданием аудитории в масштабах страны умеет именно ГЦСИ.
Baibakov Art Projects 